1. «Не бойся сердцем твоим». Боязнь сердцем – высшая степень боязни (срав. 1 Цар. 28:5: Саул… «испугался и крепко дрогнуло сердце его»); поэтому и успокоение, направляющееся на него, высшее успокоение.
2. «Я не поднял бы на него копья моего», для того чтобы воевать с ним, «но они сами это сделали для себя», т. е. сами вызвали поднять на них копье мое, воевать с ними.
3. Вопрос Олоферна: «скажи же мне, почему ты бежала от них и пришла к нам?» - дает понять, что Олоферн был уже в значительной степени подготовлен и уведомлен слугами об Иудифи ее же словами (10:12 и дал.) о побуждениях и цели ее прихода, и, задавая ей прямой вопрос об этом, он выражает желание еще раз, лично из ее уст и обстоятельнее расспросить ее обо всем. Это было большим залогом успеха намерений Иудифи.
5. Излагая побуждения и цель своего прихода в лагерь неприятельский, Иудифь сознательно и, по видимому, не столь пристойно для своей нравственной личности допускает ложь, обман, коварство, от начала до конца проникая ими свою длинную и заискивающую пред Олоферном речь. В самом начале речи она торжественно уверяет: «я не скажу лжи господину моему в эту ночь»; далее, она обещает ему: «Бог чрез тебя совершит дело, и господин мой не ошибется в своих предприятиях». После еще нескольких льстивых комплиментов самолюбию Олоферна, Иудифь приводит, быть может, не выдуманный ею факт из жизни осажденных, делая из него, однако, так же материал для обмана Олоферна. Она сообщает, что крайний недостаток в пище скоро заставит осажденных устремиться на нечистую запрещенную законом пищу и даже на святотатственное прикосновение к освященным начаткам пшеницы, вина и масла, хотя и с разрешения на то собрания Иерусалимских старейшин. Сама Иудифь, однако, более строго смотрит на дело и, ожидая строжайшего наказания от Бога особенно за последнее преступление (святотатство), провидит и орудие этого наказания и именно в Олоферне, для содействия которому и ее послало само откровение, обязав ее стать на высоте долга и послушания, более сильного и строгого, чем чувства патриотизма и естественного сострадания. Ссылка на откровение, особенно располагавшая к доверию Иудифи, доводит ее ложь до крайней степени, близко граничащей с кощунством, и заставляет придумывать особенно сильные основания для оправдания и извинения Иудифи.
Выше уже было замечено (см. коммент. к 8:13 ст.), что сама по себе хитрость Иудифи имела свои оправдания и свое извиняющее значение во всем этом приключении с Олоферном. Конечный результат этой хитрости – смертельный удар Олоферну рукою Иудифи и судом Божиим. Но раз этот результат рассматривается под таким освещением, - очевидно, и все предшествующее и подготовлявшее успех этого результата, должно в нем же и общее с ним иметь оправдание. Брать в отдельности тот или другой фазис, какими развивалось дело Иудифи, столь искусно и сплошь сотканное из обольщения, хитрости и коварства этой высшей силы женской слабости, избранной Богом в посрамление человеческой гордости и заносчивости, - нельзя. Иначе, мы хотя и правильно обсудим по существу отдельные подробности дела Иудифи, - однако, погрешим против общего значения этого дела, как мы указали – достаточно извинительного и даже столь прославительного для Иудифи. Немало ослабляется предосудительность поведения Иудифи в тех местах, где она более или менее очевидно допускает двусмысленность речи (11:16; 12:4,18 и др.) или представляет за действительное – лишь возможное, употребляя живость речи, свойственную особенно пророческому изображению будущего и возможного. Как бы то ни было, все поведение Иудифи должно в конце концов оправдываться ее высокодостойною личностью, торжественно засвидетельствованною многими местами книги, и всем ходом и столь славным для всего Иудейского народа успехом ее отважного дела, важного и для спасения священнейших достояний религии Иудеев.
7-8. Исключительные похвалы и льстивые слова, какие обильно расточает Иудифь пред Олоферном, не представляли ничего, конечно, странного и подозрительного для избалованного похвалами и лестью восточного царедворца. И Иудифь здесь еще далеко не входит, так сказать, в «азарт» своей хитрости, позволяя себе пересаливать в похвалах пока совершенно в духе сынов Востока, изощряющих доныне свою фантазию подобных же перлов красноречивой лести в обращении с теми, кому надобно явить знаки высокого уважения.
9-10. Показывая особливую правдивость, беспристрастие, прямоту, искренность, Иудифь подтверждает истину слов Ахиора об Иудеях, что «меч не имеет силы над ними, если они не грешат пред Богом своим». И как бы поспешая избегнуть, за откровенное исповедание этой истины, участи Ахиора, Иудифь обнадеживает Олоферна уверением, что это положение перестало иметь положительную силу для Иудеев, а наоборот – дает теперь всю силу и время действовать Олоферну.
11-15. Иудеи допустили то, что одно могло сделать и сделало их бессильными, обеспечив над ними полную победу Олоферна. Ими уже «овладел грех, которым они прогневляют Бога своего, делая то, чего не следует» (решив употреблять в пищу запрещенное Богом или дозволенное только освященным служителям Божиим). Впрочем фактически они еще не привели в исполнение своей преступной решимости, и нужно еще выждать момент, когда преступление совершится и они будут окончательно обречены на погибель.
16-19. Несколько преждевременный уход от Иудеев Иудифь, как следует из ее слов, предпринимает во избежание всякого соучастия ожидаемому их преступлению; с другой стороны, эта преждевременность обещает Олоферну помочь точнее выбрать момент, обеспечивающий успех нападения, при содействии Иудифи, которая имеет получить откровение о совершившемся грехопадении народа от Самого Бога. Все это было слишком правдоподобно, чтобы в связи с чарующею красотою Иудеянки подействовать на Олоферна и объяснить его легковерие к ней и отсутствие всякой предосторожности.
23. Первая стадия предприятия Иудифи кончается полным успехом. Еще недавно так надменный язычник заявляет, что исполнение слов о победе над Иудеями будет его покорением Богу Израилеву: «Твой Бог будет моим Богом!...» Правда, многие комментаторы полагали, что Олоферн хотел лишь просто польстить Иудифи этим обещанием, что было важно для его нечистых намерений против нее. Это, однако, едва ли было особенно нужно. И гораздо поэтому естественнее представлять дело так, что Олоферн вполне поддался неотразимой убедительности и силе обаяния речей Иудифи и пресерьезно вообразил, что после такого блестящего результата признание Бога Иудифи будет для него вполне естественно и приятно.