1-3. Учение мудрости и благочестия, преподаваемое Премудрым, имеет тем большую силу истинности и обязательности, что оно не есть лишь достояние и произведение единичной личности учителя, но получено им в наследие от предков, ближе всего от его родителей, у которых он был нежно любимым сыном (ст. 3). Традиция ("παράδοσις τω̃ν πατέρων") возвышала авторитет всякого учения мудрости (ср. Иов VIII:8 сл.; XV:18 сл.; Сир VIII:9; XVI:5; XXXI:12). Тем более Соломон мог прибегнуть к такому приему увещания, что уже в начале речи (I:8) он упомянул о долге послушания заветам отца и матери. Здесь (ст. 1) и ниже (V:7 и VII:24) обращение не к "сыну", а к "детям", так как в своей воспитательного характера речи Премудрый ссылается на собственный пример и "сыном является сам Соломон"[1]. Чему учил Премудрого отец его, об этом говорится ниже со ст. 4.
4-9. Увещания отца (Давида, по LXX, слав. - и матери: οι έλεγον καί εδίδασκον, иже глаголаша и учиша мя) Соломону, и по содержанию и по характеру сходны с увещаниями самого Соломона к юношеству, рассеянными по всей книге Притчей. Главным предметом речей и наставлений Давида Соломону (ст. 4 сл.; ср. 1 Пар. XXVIII:9), как и самого Соломона слушателям его, был закон Божий, заключающийся в Пятокнижии Моисеевом; но затем, воспринятый умом человека. Закон должен быть прилагаем к его жизни и деятельности, а это требует особенной "мудрости" (хокма), особенного "разума" (бина) и отеческое наставление Соломону неоднократно завещает "наподобие выкликов торговца, предлагающего свой товар", по выражение Умбрейта (ст. 6; ср. ст. 8б), стремление к мудрости и неуклонную верность ей (ст. 5, 7; ср. III:14). Мудрец здесь сравнивается с любимой женой (ср. Сир XV:2), которая охраняет возлюбленного мужа от всяких бед; представляется высочайшим благом, ради которого надо жертвовать всеми иными благами: "главное - мудрость; приобретай мудрость, и всем имением твоим приобретай разум" (ст. 7). Ст. 8-9 говорят о благотворных и привлекательных плодах стяжания мудрости (ср. I:9).
10-19. Продолжая изображать блага следования путями премудрости, Давид теперь вместе с тем предостерегает Соломона от уклонения на пути нечестия (ст. 14-19).
Наставления о путях премудрости становятся более специальными - указывают самый характер жизненного следования путями премудрости; премудрость открывает для ревнителя ее долгоденствие (ст. 10) и правильное течение жизни - благоприятные жизненные условия (ст. 11) и отсутствие непреодолимых преград на жизненном пути (ст. 12). Переходя затем к новой группе наставлений - предостережений, Давид еще раз усиленно призывает (ст. 13) сына к неослабному хранению его наставлений мудрости, так как в них заключается истинная жизнь для соблюдающего их, - призывает ввиду опасных для юноши соблазнов. Дальнейшее изображение (ст. 14-17) пути нечестивых имеет не мало общих черт с характеристикой их в 1-19. Если пути нечестивых, способствуя безмерному расширению и усиленно низменных страстей человеческой природы, навсегда лишают человека мира душевного и спокойствия и на каждом шагу готовят ему всякие опасности (ст. 16-17, 19), то, напротив, путь праведных или нравственное поведение их сравнивается (ст. 18) со светом восходящего и постепенно приближающегося к полудню солнца (ср. Ис. LX:3; LXII:1; II:5; Притч. VI:23; XXVIII:5), как солнечный свет начинается с появления утренней зари, постепенно усиливается и к полудню достигает своего наивысшего напряжения, так, подобно этому, и жизнь праведных представляет ряд постепенных успехов в деле нравственного преуспеяния: по мере движения их на жизненном пути, жизнедеятельность их становится все чище и светлее (ср. Мф. V:16), от низшей ступени нравственного совершенства они восходят к высшей, пока, наконец, не достигнут состояния, о котором предрек Спаситель: тогда праведницы просветятся, яко солнце, в царствии Отца их, Мф. XIII:43 (см. у еп. Виссариона, с. 56-57).
20-27. Снова (ст. 20) слушатели побуждаются (ср. III:21; II:2 и др.) к особенно внимательному восприятию наставлений мудрости, которые для исполняющих их являются не только питающими и поддерживающими истинную жизнь духа, но также благотворными для самого тела (ст. 22: мысль подобная выраженной в словах Апостола, "благочестие на все полезно, имея обетование жизни настоящей и будущей", 1 Тим IV:8). Но чтобы человек получил надлежащую устойчивость в добре и неодолимость со стороны приражений зла, всякому ревнителю мудрости - благочестия необходимо со всею тщательностью, более всяких других сокровищ, хранить свое сердце (евр. лев): "потому что из него источники жизни" (евр. тоцео хаим, LXX: έξοδοι ζωη̃ς). Сердце, по библейскому представлению служит центром, средоточием как физически органической природы человека (Пс. XXI:27, CI:5; Ис. I:5; Иер. IV:18), так и душевной и духовной жизни его (Пс. LXXXIII:3; Иер. XI:20 XVII:10), частнее - не только разного рода ощущений, чувств и эмоций (Притч. XXXI:11; V:12; XIII:12; Суд. XVI:15), но и высших обнаружений духа, как то: решений воли (1 Цар. XIV:7, 3 Цар. VIII:17 и др.), ведения и силы разумения (3 Цар. X:2 Суд. XVI:17; Притч. XVII:16; XV:14; VII:7; IX:4), наконец, как центр и носитель нравственной жизни (Пс. L:12; 3 Цар. III:6; IX:4; Притч. VII:10 и мн. др.). В этом последнем значении ветхозаветно-библейское "сердце" ближе всего подходит к христианскому понятию "совесть"; в этом смысле, в смысле чистого нравственного сознания (ср. новозаветное "αγαθή συνείδησις" 1 Тим I:5, 19; 1 Пет III:16), сердце употреблено и здесь Притч. IV:23 (ср. Пс. L:12; Иов XXVII:6; 1 Цар. XXV:31), как показывают и дальнейшие стихи 24-25, предостерегающие от всякого лукавства, от всякого лицемерия и под. (ср. Притч. VI:13; Х:10; XVI:30; Сир XXVII:25, сн. Мф. VI:22-23), чем извращается нормальное течение нравственной жизни, регулируемой доброй совестью. Только при условии неповрежденности последней, пути нравственной жизни человека могут быть тверды (ст. 26. Сн. Пс. CVIII:133; Евр. XII:13). Ст. 27 представляет сжатое обобщение всех отеческих увещаний к пути мудрости и добродетели и по форме выражения напоминает подобное же увещание законодателя Моисея, Втор. V:32. LXX удлиняют этот стих сравнительно с еврейским текстом словами: οδούς γάρ τάς εκ δεξιω̃ν οι̃δεν ο θεός, διεστραμμέναι δέ ει̃σιν αι εξ αριστερω̃ν αυτός δέ ορθάς ποιήσει τάς τροχίάς σου, τάς δε πορείας σου εν ει̃ρήνη προάξει. Прибавка эта имеется и в Вульгате, а равно и в славянском и русском - синодальном перев. кн. Притчей (в переводе архим. Макария слова эти отсутствуют). По мысли слова эти представляют повторение и развитие мысли ст. 26-27. Ввиду устойчивости разных код. греческого текста в передаче этого добавления, а также ввиду авторитета Вульгаты, можно думать, слова эти могли находиться и в том еврейском оригинале, с которого был сделан перевод LXX-ти (ср. Franz Delitzsch. Das Salomonische Spruchbuch. Leipzig. 1873, s. 39).
[1] Соломон не был "единственным" сыном матери своей, т. е. Вирсавии: по 1 Пар. III:5 у Давида от Вирсавии было четыре сына (включая Соломона). Отсюда во многих древних еврейских кодексах (у Кенник, и Росси) выражение ст. 3: лифне-имми, пред лицом матери моей, заменяется другим выражением: ливне-имми, сыновьям матери моей, т. е. братьям или среди братьев, причем и сл. яхид будет обозначать не единственного (как в Вульг. и русск.). а "возлюбленный", LXX: αγαπώμενος.