1. «… Рабы его (Олоферна) поспешили удалиться, а Вагой, отпустив предстоявших пред лицем его господина, затворил шатер снаружи»… Упоминаемые здесь «рабы» Олоферна и «предстоявшие пред лицом его», по видимому, суть одни и те же лица, а не разные. Это ясно из параллельного места в 6:10, где читаем: «и приказал Олоферн рабам своим, предстоявшим в шатре его, взять Ахиора»…
3. Распоряжение служанке Иудифи – стать сне спальни ее и ожидать ее выхода, дано было Иудифью, понятно, еще ранее, пред началом пира (12:15), о чем она предусмотрительно предупредила и Вагоя.
4. «Не осталось – ни малаго, ни большаго» - греч. απόμικρου̃ έως μεγάλου - «от малаго до большаго», как это и переведено дальше, 13:13 ст.
«Сказала в сердце своем» - срав. 1 Цар. 1:13: «Анна (мать Самуила) говорила в сердце своем, а уста ее только двигались, и не было слышно голоса ее». Вульгата добавляет, что молитва Иудифи сопровождалась также слезами: «cum lacrymis et labiorum motu in silentio»
7. «Схватила волосы головы его» - букв. забрала горстью (εδράζατο , от корня δράζ – горсть), для того чтобы удобнее и вернее нанести удар.
9-10. «Сбросивши с постели тело его». – Из дальнейшего (14:15): видим, что это тело оказалось даже у порога, куда Иудифь затащила и бросила его для большего позора и презрения, взяв с собою голову, как блестящий трофей «своей победы».
«Взяла со столбов занавес», чтобы завернуть в нее голову и скрыть сочившуюся из нее кровь. «Спустя немного она вышла». Некоторое промедление по совершении своего дела было необходимо для Иудифи, которая, по представлениям оставивших ее в шатре с Олоферном, конечно, могла быть не так поспешно отпущена им. По видимому, Иудифи удалось пройти совершенно незамеченною никем, так что даже Вагой, при наступлении уже утра, думал, что Олоферн еще спит с Иудифью, и не сразу решился заглянуть в шатер (14:14-15). – Если стража, быть может, и видела ее выходящею из лагеря, то посмотрела и на этот раз спокойно, как на обычный выход ее на молитву, без всяких подозрений, тем более, что о пире у Олоферна едва ли даже и знали многие, так как он состоялся при участии лишь немногих приближенных наперсников Олоферна.
11-13. Глубокая ночь царила над землею не только в то время, когда Иудифь действовала в шатре и пока проходила лагерь – как привыкли думать, идя на молитву, но и в тот момент, когда она уже была далеко от врагов и подходила к воротам родного города. Ночное время объясняет то, что Иудифь еще издали кричит стражам городских ворот, чтобы они отворили их и, узнав ее по голосу, не приняли за неприятеля. Конечно, и желание скорее поделиться радостным чувством с земляками (а также и боязнь погони), имело здесь не второстепенное значение, тем более, что процедура открытия ворот требовала непременного созвания и присутствия старейшин города. Пока старейшины были уведомлены, и со множеством народа, который с быстротою молнии облетела весть о приходе Иудифи, сбежались к воротам («все – от малого до великого»), Иудифь уже была у ворот. Было все еще так темно, что ее встретили, «зажегши для освещения огонь».
14-16. «Хвалите Господа, хвалите, хвалите Господа»… выражение восторженнейшей радости и высочайшего величия совершившегося. «В эту ночь (Господь) сокрушил врагов наших моею рукою». Гибель Олоферна Иудифь здесь (и выше, 13:5,11, срав. также 17 ст.) представляет, как поражение всего множества врагов Израиля, которые теперь, даже и при превосходстве силы, не могли продолжать войны, снедаемые стыдом и позором за своего так бесславно погибшего вождя.
Голова Олоферна в руках Иудифи и занавес, «за которым он лежал от опьянения» - намекнули народу на возможность страшной цены, которою Иудифь по видимому, только и могла добыть столь блестящие трофеи (возможность пожертвования целомудрия). Предупреждая эти подозрения, Иудифь торжественно заверяет с клятвою, что Бог сохранил ее невредимою в ее целомудрии, и все самопожертвование ее ограничилось лишь претерпением похотливых взглядов сладострастника на ее лицо, прельщение которым и доставило ему погибель.
17. «Весь народ чрезвычайно изумился»… - с одной стороны – чрезвычайно тонкому и искусному плану Иудифи, с другой – тому, что но осуществился для нее так легко и удачно, при всей своей чрезвычайной рискованности и смелости.
18. После народа – прославляет Бога и благословляет Иудифь особо Озия, как главный представитель народа, при чем называет ее «дочерью», показывая особо ласковое и дружественное обращение.
19. «Ибо надежда твоя не отступит от сердца людей, помнящих силу Божию до века», - т. е. надежда твоя на Бога, которая столь одушевляла тебя в этом изумительном подвиге, не перестанет быть никогда предметом живого сердечно-признательного воспоминания всех, дорожащих воспоминаниями всякого проявления силы Божией.
20. «Ты жизни своей не пощадила при унижении рода нашего». – Величие риска и страшная опасность действительно делали подвиг Иудифи истинно-геройским непощадением жизни, хотя счастье и возвратило эту, добровольно отданную на смерть, жизнь к прежней безопасности и целости.
Народ закрепляет благословение Озиею Иудифи заключительным: «аминь! аминь!» - как и в других подобных по важности случаях, напр. 15:10 (срав. также 2 Ездр. 9:47 и др.).